История Петра, который работал в одном из институтов РАН, а стал стартапером в эмиграции.
Я уехал из России чуть больше шести месяцев назад. До этого я был учёным — младшим научным сотрудником Объединённого Института Высоких Температур Российской Академии Наук. Я преподавал в институте и работал в лаборатории.
В разработке софта я давно, но в коммерческую разработку вошёл сейчас, когда Путин заставил нас уезжать и монетизировать свои мозги. Раньше занимался и руководил разработкой научного софта: мультифизических пакетов для расчёта гидродинамики и теплообмена в экстремальных условиях, в основном для энергетики.
В итоге понял, что мои знания и компетенции можно применить в классическом коммерческом IT. Я открыл перечень позиций и понял, что мой опыт и то, что я могу дать команде, похожи на функции системного аналитика. В процессе преподавания студентам я научился разговаривать на языке потребителя, пользователя ПО. А так как я сам разработчик, мой базовый стек тоже пригодился.
Стек у меня, кстати, не совсем обычный. Когда вы разрабатываете закрытые продукты, вы не используете чужие API, а пишете собственные решения. По этой причине классические для разработчика навыки мне были недоступны. К примеру, я не умел парсить сайты. Зато в аналитике был хорош — со знаниями библиотек вроде NumPy, разных математических модулей. Я понял, что писать код — не совсем моё, но придумывать, помогать разрабатывать — то, что нужно.
Проработав в науке пять лет, я решил двигаться дальше. За три месяца освоил базовый курс по бизнес-аналитике.
Об отъезде задумался ещё студентом
Всегда хотел стать учёным и увлекался наукой, ещё когда учился в университете. У меня даже была европейская практика в Германии. Тогда, пообщавшись на практике с немецкими коллегами, я понял, что учиться в аспирантуре и искать работу лучше в Европе — условия там приятнее.
Про среду, в которой работают учёные в России, можно рассказывать долго. Мы очень сильно отстали не только от Запада, но и от Азии. Даже в смежных с IT сферах, в разработке расчётных кодов у нас проблемы, потому что IT-рынок ушёл значительно дальше с точки зрения производственной и бизнес-методологии. В большинстве случаев разработка ПО в науке страдает по тем же причинам, что и коммерческая разработка — из-за недостаточного уровня системных аналитиков, которые могут грамотно всё рассчитать. Работа в итоге превращается в производственный ад и код, который можно сделать за пару месяцев, пишется полгода-год.
По сравнению с другими странами, в России плохо развита коммерческая наука. На Западе за научные исследования платят коммерческие университеты и индустриальные предприятия. У нас — в основном государство.
С 2012 года я понимал и оценивал происходящее в стране так, что в итоге пришёл к решению о политэмиграции. В 2012 году, ещё будучи школьником, выходил на митинг с плакатом: «Свободу политзаключённым!» Тогда меня очень впечатлило второе дело против Ходорковского и то, что у нас украли выборы. Сейчас я почувствовал, что оставаться в стране, которая ведёт агрессивную войну, больше невозможно.
Из-за моей активистской деятельности, хоть я и вёл её не публично, меня несколько раз задерживали. Уехав, я почувствовал себя в безопасности и спокойно пишу в Twitter, сплю по ночам без мыслей, что моя дверь упадёт с петель. В России у меня было два привода в полицию, и третье административное дело грозило уголовным преследованием («дадинская» статья). Я такой судьбы для себя не хотел, а молчать в сложившейся ситуации просто не мог. Из двух вариантов — тюрьма или эмиграция — я выбрал безопасный, который поможет мне заработать ресурсов и как-то помочь своей стране в будущем.
Наукой занимаются образованные люди, которые умеют изучать источники, поэтому они в большинстве своём всё понимают. На своём веку я встречал либо учёных с нейтральными взглядами, либо пацифистов или буддистов, которых, как ни странно, в научной среде много, либо людей с оппозиционными взглядами. У меня в институте и даже на кафедре были такие люди. В слитую базу Навального попал и мой телефон, и некоторых моих коллег тоже.
Тех, кто поддерживает происходящее, в научной среде очень немного. Это либо высшие чины в Академии Наук, либо старшее поколение. Среди сторонников власти есть градация не по месту жительства или гендеру, а по возрасту. Чем старше поколение, тем больший процент там поддерживает происходящее. Среди молодых учёных число таких людей близко к нулю. К осени 2022 года, я уверен, что осознание пришло ко всем.
Уходить из науки было тяжело
Мне было тяжело принять решение уйти из науки. Сложно было организовать переезд, часть моей семьи всё ещё находится в России. Но работа в IT позволяет решать многие финансовые проблемы, поэтому я думаю, что моя семья скоро переедет ко мне.
Сначала я думал поехать в Стамбул. Многие туда релоцировались, но так и не нашли того, за чем летели, — возможности построить новую жизнь с нуля. Я хотел найти своё комьюнити. На тот момент, когда я решил уехать, там не было ни инфраструктуры, ни поддержки волонтёров, только правозащитники.
После Стамбула я решил лететь дальше, направился в Казахстан и не пожалел. Здесь отлично, и сюда направились товарищи, которые хотели делать бизнес. Я на тот момент уже был в IT, но не был в IT-бизнесе, и наши интересы совпали. В июне 2022 года мы сгенерировали продуктовую гипотезу, собрали MVP, получили первый раунд инвестиций — 200 тысяч долларов. Мы способны привлечь ещё и ищем сейчас инвесторов.
Мы разработали интересный проект. Думаю, он порадует людей с математическим складом ума, потому что это алгоритмический механизм, который может извлечь выгоду в неочевидном месте. Мы смогли удивить одного криптомиллиардера, который выступал аудитором нашего алгоритма биржевой торговли. Он привёл своих биржевых аналитиков, мы показали им алгоритм и впечатлили их. Они сказали, что не думали, что эти технологии можно так использовать, и что мы нашли прибыль там, где другие уже перестали искать. В моём представлении, это один из самых мощных алгоритмов биржевой торговли, которые сейчас находятся на стадии MVP. У нас уже почти готово ядро, а со всеми функциями, которые мы хотим добавить, получится очень крутой проект.
В своём проекте я CEO и PA. Как оказалось, аналитические мозги классно применимы не только для анализа физических процессов, но и для анализа бизнес-процессов! Всем, кто боится, что их математический мозг нигде не пригодится, я говорю: пригодится, но надо пробовать. Физикам и математикам не нужно бояться входить в IT, там они смогут наконец зарабатывать столько, сколько заслуживают.
Сейчас я почти перестал кодить. Последнее, что сделал, это корпоративный телеграм-бот — просто потому, что он нам был очень нужен. Я больше занимаюсь тимбилдингом, мои разрабы хорошо меня понимают. У нас эффективные проджект-менеджер и коммерческий директор. Ребята так хорошо справляются, что от меня по большей части требуется лишь контролировать таски по Agile.
Изначально я кодил на С++, потом перешёл на Python. В науке в основном используется Фортран, и я писал на нём. Ядро кода было разработано ещё в середине 80-х, поэтому я дорабатывал всё под себя. Сейчас в работе мы используем Python, C++, JS, API и различные математические библиотеки. Я смотрю на свою работу как коммерсант, стараюсь оптимизировать издержки. Например, начал потихоньку осваивать Pandas, потому что не уверен, нужен ли мне дата-сайентист, — может быть, я сам справлюсь с его работой.
Из прикольного — знаю LabVIEW. Этот фреймворк может объединять в себе кучу разного софта, написанного на разных языках. В науке, кроме всего прочего, я занимался автоматизацией систем научных исследований, технологиями датчиков, систем измерений.
Остальные системы не такие гибкие, как фреймворк от National Instruments, потому что там можно всё что угодно. Да ещё и написано множество подпрограмм с очень сложной математикой. Использовать всё это очень удобно, когда нужно рассчитать сложную математическую функцию. Кодить такое долго и сложно. А люди из National Instruments взяли и написали библиотеки, которые позволяют очень быстро решать подобные задачи. Например, можно написать подпрограммы для расчёта корреляционного анализа с выводом графика — на Python это потребует NumPy, MathPlotLib и примерно 30 строчек кода. А в LabVIEW это один квадратик и панель графика — соединить.
Различные сложные математические штуки там очень упрощены — фильтрация сигналов, спектральный анализ. Очень рекомендую тем, кто устал от обычного программирования. Лицензия на LabVIEW стоит каких-то космических денег — от 4 до 6 тысяч долларов. Но есть полуофициальный кряк, который написали, кажется, сами разрабы, так как он выходит стабильно и на каждую версию.
Как переезд изменил мою жизнь
На мой уровень жизни в этом году, конечно, повлияли затраты на переезд. В первые месяцы на новом месте было тяжело. Я снял квартиру на последние деньги, которые у меня были, когда прилетел. Однушку площадью 33 квадрата в нормальном, тихом районе арендовал за 250 долларов. В Москве аренда квартиры доходила до 600 долларов. Теперь квартиру можно снять и лучше, поэтому я скорее выиграл, чем проиграл.
До сих пор я не перевёз все вещи до конца. С этим большая проблема — в Москве я старался много всего покупать. Теперь трудно перевезти все вещи, которые накопились за последние годы. Из десяти больших коробок я пока перевёз только четыре — с самой необходимой техникой. Это серваки, ещё один компьютер, почти вся аудиотехника. Я люблю музыку и с нетерпением жду, когда приедет моя коллекция винила.
С оформлением документов сложности были только на старте. Я столкнулся с классическим постсоветским наплевательским отношением сервиса, которым является государство. Далеко не каждый служащий в миграционной полиции скажет, какой пакет документов нужно предоставить, чтобы потом не возникло проблем с законом.
Мой бизнес-партнёр, который приглашал меня сюда, рассказывал, как здесь всё легко и классно. Но его недавно осудили за нарушение миграционного законодательства. Здесь есть волонтёры, которые помогают легализоваться всем новоприбывшим. Это организовалось спонтанно, когда объявили мобилизацию.
В Казахстане требуется оформить немало бумаг. Обязательно сразу найти квартиру, ведь у вас есть всего четыре дня, чтобы где-то зарегистрироваться. Важный момент: когда сюда приезжает мигрант, именно хозяин квартиры, в которую он заселился, должен его зарегистрировать. Он должен уведомить полицию, что у него появился жилец, причём в течение первых 14 дней. Тогда в следующие 30, а потом ещё 60 дней мигрант может находиться по этому адресу без продления визы.
Как только понадобится продление, нужно получить разрешение на временное пребывание. И именно об этом в полиции не говорят. Мой бизнес-партнёр из-за этого влетел на штраф — в пересчёте на рубли примерно в 10 тысяч. Забавно, что он присутствовал на заседании суда по WhatsApp. Ему сообщили, что он должен заплатить штраф и выехать за границу. Он съездил в Бишкек и вернулся. В общем, те, кто приезжает, должны проявлять инициативу в отношениях с миграционной службой, чтобы ничего не упустить. Но так сейчас во всех молодых демократиях. Однако медленно, но верно этот сектор всё-таки меняется в лучшую сторону.
Разработчики здесь получают по 1к долларов
У меня открыта рабочая виза, и я довольно быстро трудоустроился, так как тут дефицит квалифицированных кадров. Но наши ребята здесь не очень хотят работать в найме, потому что местные компании предлагают гораздо меньше. Разрабы получают по 1000 долларов, а для Москвы это смешные деньги. Разработчиков здесь меньше из-за этого и потому что рынок менее емкий.
Когда я рассказал инвесторам, что собираюсь делать здесь офис, и показал свой бизнес-план, они посмотрели и сказали: «Если вы действительно можете нанять там разрабов по таким ценам, то мы переносим и наш офис из Москвы»! Ведь здесь можно платить в три раза меньше.
Если всё же запускать IT-бизнес, квалифицированных специалистов, которые согласятся работать за эти деньги, всё же найти можно, причем гораздо дешевле. Ведь 1000 долларов на жизнь здесь более чем хватает. Не надо сравнивать с Москвой, где системный аналитик получает 3500. Я на должности СЕО и PA получаю 2000, но есть и другие проекты. Однако и этого хватает с головой, потому что цены на 30% ниже. Жильё, еда, такси — всё дешевле. Большая часть жителей Казахстана получает 600-800 долларов.
Здесь много фронтендеров — но в основном на фрилансе. А тех, кто делает бэк, обычно нанимают ребята, которые очень мало платят. Мы сейчас взяли разраба на JS. Он миддл, и до нас ему платили 400 долларов. Я нахожу специалистов в Twitter. Недавно написал там объявление и мне прислали больше 20 резюме. Это оказалось очень эффективно.
Поскольку конкуренция не очень высокая, здесь практически с порога можно занять руководящую должность. Начав свой бизнес, я развивал нетворкинг и познакомился с владельцем компании, которой принадлежит Webmoney Казахстан. Ему нужен был менеджер, мы пообщались, и он позвал меня на работу.
Здесь очень много ребят позитивно смотрят на крипто-рынок. Я заметил, что на рынке труда в последние месяцы выросло предложение по разработчикам на GO и Solidity. Нам как раз подобные ребята нужны, поэтому я слежу за этой тенденцией.
Если посмотреть на статистику, ЦБ Грузии и ЦБ Армении уже высказали свои прогнозы по ВВП в этом году. Там двузначные цифры. Нацбанк Казахстана пока что не делал заявлений, но мне кажется, что цифры в прогнозе будут близки к двузначным. Причина в том, что здесь сейчас нанимают специалистов, которые приехали из России, и так мы поднимаем экономику Казахстана!
В банковской сфере здесь всё хорошо. Есть один крупный банк, который стал как наш «Тинькофф» — по качеству сервиса, веб-приложений. А ещё у них есть пара киллер фич, до сих пор не скопированных другими банками даже в России. Ребята из менеджмента этого банка рассказали мне, в чём секрет. Просто пару лет назад к ним приехали программисты из «Тинькофф». Самое забавное, что это повлекло за собой буст всего рынка. Остальные банки посмотрели и начали подстраиваться, нанимать разрабов, и рынок полетел.
Самое оптимальное, что можно сейчас делать эмигрантам, это ездить по странам СНГ и смотреть, что сделано лучше или хуже, чем в России. А потом ехать в Европу и продавать это их банковской инфраструктуре, потому что там с банками всё плохо. Им нужен хотя бы такой сервис, как в «Тинькофф». Из-за того, что они всю инфраструктуру развивали поэтапно, им сложно перестраиваться быстро. А в России пришли на всё готовое — взяли последние технологии и их имплементировали, и получилось круто и технологично. А ещё в Европе сильное законодательство по защите прав трудящихся, особенно во Франции с их левыми настроениями. Для них очень затруднительно уволить людей и набрать специалистов с другим стеком. В СНГ быть эффективным менеджером значительно проще.
Я ни разу не сталкивался с русофобией в Казахстане
Русофобия — это штамп российской пропаганды. За всё время, что я здесь живу, я ни разу не сталкивался с ней и не слышал ни от кого из своих друзей. В основном отношение к русским обсуждают сами русские, которые что-то где-то прочитали. На самом деле казахи очень дружелюбные и гостеприимные люди. Я понял по своему опыту, что им не хватает чуть более свободных и образованных людей, чтобы заработать больше денег. Автоматизации в бизнесе практически никакой. Здесь непочатый край для тех, кто ищет новые возможности в этой нише.
Допускаю, что в разных регионах может быть разная ситуация. Но в крупных городах — Астане, Караганде, Алматы, Павлодаре — я не замечал дискриминации. Ксенофобия на бытовом уровне есть везде. Но это как минимум не массово, не поддерживается государством.
Если прийти в полицию, с тобой будут очень вежливо разговаривать. В России общаться с полицией было не очень приятно. Здесь полицейские куда дружелюбнее.
Местные не очень понимают, что сейчас происходит с режимом, и боятся этого. Я надеюсь, что политическая судьба России обойдёт Казахстан стороной. На данном этапе развития страны всё более рационально. На высшем уровне принимаются более логичные решения. Те, кто чуть лучше разбирается в вопросах политики Казахстана, одобряют решения Токаева, но относятся к нему с осторожностью по понятным причинам. Я и сам понимаю, что ничего хорошего не произойдёт без резких изменений, которые может предложить только общество. Могу сказать только, что пока здесь по-настоящему стабильно.
Вернусь в науку, когда заработаю денег
В моих планах — вернуться к научной деятельности. Как только мы сделаем наш IT-бизнес, компания начнёт нормально работать, я планирую найти менеджера, который будет справляться с управлением лучше меня. А сам поеду читать лекции в один из европейских университетов. У меня был оффер, после того как я слетал поработать в Германию. Если бы не Путин, я бы уже там работал.
Но после февраля 2022 года для всех подобных офферов появились проблемы. Причина в том, что наша наука — только государственная, и может сотрудничать только с государственными фондами. Международные программы предполагали, что несколько специалистов из одной страны едут работать в другую, а та в свою очередь направляет своих учёных к нам. Совместные проекты финансировались государственными фондами. Иначе наши надзорные органы не позволили бы обмену состояться. Но, когда Евросоюз ввёл санкции против России, финансирование всех совместных программ приостановилось.
Задачу надо решать с другой стороны. Раз уж нельзя получить работу таким образом, её можно просто профинансировать самостоятельно. Если мне нравится учить студентов, если я хочу заниматься наукой, препятствие одно — надо заработать деньги. Этим я сейчас и занимаюсь.
Петр в твиттере
